— Шаманы Льёгвара вообще ничего сделать не смогут, — с презрением хмыкнул Шептун.

— Они неплохо так зелья варят и могут зреть будущее, — постарался реабилитировать я коллег по ремеслу.

— Смысл-то в их будущем?! — звонко рассмеялся Лис. — Вот один наверещал Льёгвару кой-чего, так ему тут же голову и срубили, значит, чтоб остальным не повадно ерунду трещать было.

Столь показательный пример заставил и меня заткнуться. Я достал глиняную табличку и мел да сел за стол решать заданную главарём головоломку.

Глава 14

Как я заснул за столом, я не помнил. Вроде и глаза не слипались, а взял да и задремал что-то, едва вокруг послышалось сопение спящих людей. Перед рассветом, решивший пойти отлить, Адмирал Джейк, правда, меня разбудил. Я сонно похлопал ресницами, поглядел на залитый воском подсвечник, в котором не осталось даже огарка свечи, и, силой воли влача затёкшее тело, рухнул на лежанку. А там все посчитали за лучшее меня не трогать. Наверное, наивно подумали, что я работал всю ночь напролёт. Так что моё второе пробуждение состоялось далеко не ранним утром. Оно пришлось за пару часов до полудня, но первым, что я увидел, стало не местоположение солнца на небосклоне и не балки потолка, а огромные жуткие глаза-пуговицы. Пока я спал, Элдри сунула мне своего медведя прямо к лицу, не предполагая, что вместо радости со мной едва разрыв сердца не случится.

— Треклятье, — понимая, что к чему, осипшим голосом выговорил я.

— Проснулся? — спросил меня Данко.

— Ага, — я прочистил горло и спросил: — Где все остальные?

— Наш главный всем дело нашёл. Я вот, сука, у него ваще до самых верхов дослужился! Он мне мозги выеб, как бабе, и торжественно за хозяйку в своём доме пристроил, — горько высказал лучник. — Сказал, что всё равно пострелять не пустит. С одной ногой типа от снарядов не побегаешь… Как будто за домом я ему с одним глазом услежу!

— А Элдри где?

— Он её с Соколом отправил, чтобы со стен на диграстанцев поглядела.

— Вот урод, — только и сказал я.

— Урод то урод, но я его понимаю, — пожал плечами лучник. — Он прав, что за неё взялся.

— А я не прав, значит? — тут же насупился я.

— И ты прав. Но, сука, меньше.

— Это отчего же?

— Ты ведь знал, какое говнецо Стая, когда к нам набиваться в други пришёл?

— Знал.

— И что? Тебе самому озарение-то не ниспадает, что твоё право вырастить из дочки милосердную барыньку-недотрогу тут никому понятным не кажется?

— Это ты разбил нос Матёрому?

— Я.

— Тогда не буду говорить вслух то, что только что про тебя подумал. Я ж знаю. Ты не любишь, когда я болтаю.

— При Холще тоже рот на замке держи, — усмехнулся Данко. — Это он мне приказал, и, мать его, не забыл потребовать, чтобы я тебе ничего не вздумал ляпнуть.

— А ты взял да всё и выложил.

— А чё такого? Ты шибко умный, гад. Сам понимаешь, что стал бы я из-за тебя такому матёрому бугаю морду бить!

Я улыбнулся и приятельски похлопал лучника по плечу.

Наверное, виноватой в том, что мы не сдружились, была Марви, а именно её выбор после битвы с драконом. Не могу сказать точно, но я слишком часто возвращался к этому воспоминанию, чтобы искать причину в чём-то другом. Да и любил её Данко. Действительно любил. Так что, скорее всего, Марви причина. А даже если и нет, то пусть у меня не получилось сблизиться с ним так, как с Сорокой, но за столько лет совместной жизни я всё равно научился ценить этого соратника. И он меня, на самом-то деле, тоже.

Данко тем временем деланно поморщился. По сути, он был хорошим человеком, однако не любил этого показывать. А сейчас его угнетала плюс ко всему собственная бесполезность. И всё же один глаз и хромота были лишь половиной беды. В Данко что-то перегорело. Я прекрасно чувствовал его внутреннее безразличие.

… Наверное потому, что подобное уже не первый день ощущал и в себе.

— Не думал вновь у Холщи об отставке просить?

— Нет. Он знает, что мне на воле не жить.

— А мне думается, что это то, чего тебе не хватает, — сознался я, и Данко рассмеялся. Звонко и задорно. Но постепенно смех его стал грустным, а лицо приобрело тоскливое выражение.

— Я ведь, сука, присоединился к Стае незадолго до тебя. Всего несколькими неделями ранее. А до этого у меня даже свой хутор был. И жёнка.

Я удивлённо приподнял бровь, и ему пришлось пояснить:

— Стрельбе я выучился, едва стол перерос. Отец у меня охотой хлеб добывал. Хороший охотник был, удачливый, но, как мне девять зим стукнуло, его медведь-сволочь задрал. Мать моих младших брата с сестрой в реке потопила от горя. А я большой уже был. Вырвался. К дядьке кров просить пришёл. У него в ту пору своих малолетних ртов было немерено. Так что, пусть он меня не обижал, но накормить не мог. Вот я, сука, и подался с голодухи через год-другой в город. К наёмникам навязался. С ними долго вместе кого надо отстреливал. Мне ж, что дичь, что человек. Всё одно. А деньги копились. И живот наконец-то набил, и бородой обзавёлся. Вот я и решил, что хватит с меня жизни разгульной-то! Купил землю, поставил дом, приоделся порядочно да женился на веселушке. Она и работала хорошо, и в постели хороша была. О детях подумывать стали.

— Но не сложилось? — прекрасно понимал я, к чему мог идти такой рассказ.

— Не сложилось, сука. Заболела она сильно. Ребёнка мёртвого родила и сама в горячке скончалась, — вздохнул Данко. — Вот тогда я зажёг факел и спалил всё на своём хуторе к едрене фене. И дом, и сараи вместе с животиной. Лук боевой за плечом оставил с колчаном только да и пошёл куда глаза глядят. И стало мне тогда вот здесь, — он ударил себя по груди, — так хорошо и легко, как будто я чужой жизнью жить пробовал! Вмиг всё горе моё сгинуло. И до сих пор из того прошлого возвращать мне, сука, ничего и не хочется!

Его откровения затронули что-то во мне. Я ненадолго задумался о своей судьбе. О своём собственном прошлом. А потом решил привести тело в порядок, раз с душой как-то никак не выходит. Мысли заставили меня незамедлительно вычистить грязь под ногтями да вымыть с мылом голову в бадье с растаявшим снегом.

— Она ж, етить, ледяная! — аж вздрогнул лучник.

Но я любил холод. Так что ещё и поплескался водичкой, прежде чем вылить помутневшую воду на улицу. А там, несмотря на мокрые волосы, по новой насобирал снега в бадью. С горкой. И лишь потом быстро перекусил да сел наконец-то раздумывать над усилителем, способным помочь Данраду выиграть бой за город.

Дело шло плохо, потому что я не мог определиться с тем, какое заклинание мне стоит усиливать. У всего имелось больше минусов, чем плюсов. В конце концов, из-за таких проблем я начал отвлекаться на всё, что только можно. И когда пришла Элдри, даже заставил её подстричь меня, чтобы хоть как-то убить время. Увы, девочка на этот раз основательно переусердствовала с убиранием лишней длины. Она оставила на моей голове примерно сантиметровый ёжик. И всё. Волосы, ошарашенные отсутствием необходимости свисать по плечам словно пакля, тут же распрямились и стали торчать дыбом. И потому, посмотрев на себя в блюдо, я заключил, что вновь стал выглядеть на шестнадцать… Но, скорее всего, я тогда себе польстил. Сейчас я уверен, что смотрелся тогда на все восемнадцать годков!

— Иди лучше обед готовь, — вздохнул я, ничего не отвечая на вопрос Элдри, понравилась ли мне моя новая шевелюра.

Девочка вроде как расстроилась, но быстро подмела с пола волосы и действительно приступила к кулинарии. Отвлекаться мне вновь стало не на что. Разговор Сокола с Лисом касался каких-то совсем уж неинтересных тем. А там и Данрад пожаловал. По счастливой случайности, я в тот момент сидел за столом и задумчиво выводил спиральку мелом на доске, думая, походит ли она на улитку. А не то досталось бы мне на орехи!

— Надеюсь, ты готов? — с порога сурово спросил меня главарь.

— Да. У меня есть несколько хороших идей.