Ожило, и откатилась завеса;
Фигурки героев из мятого кремния
Сдвинулись — так начинается пьеса.
Музыка. Слова песни звучат из смартфона, лежащего на каменном полу. Его экран один из немногих источников света вокруг. Ещё есть несколько магических камней на потолке.
Шелестит механизм,
Метр за метром спуская вниз
Двух идиотов и восемь свечей,
На самое дно мимо влажных корней.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху.
Темнеет в глазах, и все дальше и призрачней кажется свет наверху.
Я помню эту песню. Wolf Rham. Вниз во тьму. Узнаю мелодию и слова, но не помню кто я такой. Рядом с проигрывающим песню смартфоном сидит бородатый мужик в грязной, потрепанной куртке. Мне вспоминается слово «бомж». Мужик закрывает глаза и вздыхает.
— Опять сразу минус три точки, едрить его в корень. Кто же из наших опять там так активно п#зды получает?
В памяти что-то шевелиться. Этот мужик я? Да. Только не совсем именно я, а другая часть меня. Третий. Но почему я вижу его со стороны? Он поднимается и уходит прочь, прихватив с собой телефон. Видение обрывается мраком, но песня продолжает играть. Она воспроизводится из моей памяти.
Покинутый всеми — подачка толпе, —
Сжитый роднёю, кругом виноватый.
Пожалуй, так лучше: исчезнуть во тьме.
Такая любовь… и такая расплата.
Шелестит механизм,
Метр за метром спуская вниз
Двух идиотов и восемь свечей,
На самое дно мимо влажных корней.
Любовь? Гелла. Теперь вспоминаю. Меня погубила любовь. Любовь Геллы ко мне и моя собственная к Искре. Я мертв? Скорее всего в коме. А может быть это еще какая-то форма использования нашего таланта к клонированию. Переход от аудиосообщений к полноценному видео.
Темноту разогнала вспышка молнии, ударившая в верхушку длинного шипа на куполе черной башни. Исполинское строение торчало посреди бескрайних пепельных пустошей, оскалившихся к облачным небесам острыми гранями каменных осколков. Удар молнии повторился. Затем ещё один и ещё. Гром сотрясал безжизненное плато. Где-то вдали я мог рассмотреть мрачные силуэты гор, будто оплавившиеся от страшного жара.
— Идите и вылейте семь чаш гнева божьего на землю. — раздался голос, заглушающий гром. — Полетел первый ангел и вылил чашу свою во тьму, стелющуюся над землей. Но молчание было ему ответом. Тогда устремился вниз второй ангел, и летал он над пустыней, не выливая содержимого чаши. Наконец вернулся ангел к престолу, воскликнув: «Господи, я должен был вылить чашу мою в море. Но где оно?» И опять было молчание. Куда ни глянь — лишь безжизненная пустыня, а на месте океанов зияющие полости, засыпанные пеплом.
Это… Кажется, фрагмент рассказа. Я помню как слушал его на кухне съемной квартиры в Москве, раскуривая кальян.
Молнии били в шип на башне, рассеивая снопы искры. Верили ли ушедшие чародеи в каких-нибудь богов? Или провозгласили себя таковыми? Очередной удар молнии полностью заслонил всю картину вспышкой яркого света. Когда свет начал гаснуть, то я увидел уже совершенно иной образ. Передо мной был саркофаг из крипты наших руин. В нем лежал уже знакомый мне чародей. Строгое, скуластое лицо с волевой челюстью. Темные волосы аккуратно подстрижены. Одеяние из пурпурного материала напоминало мантию короля.
Но крышка саркофага была открыта. На дней стоял другой точно такой же маг, только еще живой. Он сосредоточенно смотрел на лицо своей покойной версии, а глаза его тускло мерцали бледно-зеленым. Какая-то, наверное, погребальная магия волнами расходилась по телу мертвеца. Наконец-то свечение погасло и крышка гроба медленно затворилась.
Живой маг тяжело дышал. На мгновение его лицо исказила гримаса боли. Вдоль левой скулы и чуть выше подбородка сами собой разверзлись идеально круглые раны, слово нечто незримое насквозь пробило череп чародея. Кровь лилась на прозрачную крышу саркофага. Так продолжалось несколько минут, но затем чародей будто бы снова обрел контроль над собой. Раны мгновенно затянулись, кровь исчезла. В синей вспышке маг перенесся из крипты куда-то ещё. Это был просторный, круглый зал, напоминавший то ли колдовскую лабораторию, то ли магический машинный зал. Множество сложных конструкций из блестящего или непроницаемо-черного металла оплетали все стены. Мерцали на них символы-руны. Красные и синие светящиеся точки целыми роями парили здесь, исполняя замысловатый танец, вычерчивая в воздухе схемы и контуры, сквозь которые затем проходили разряды энергии.
Еще двое других одинаковых магов были внутри, работая с содержимым лаборатории. Глаза мерцали, точки и разряды энергии вокруг чародеев подчинялись их воле. Стоило одному из магов перевести взгляд на другую часть конструкций, как все там менялось, приходило в движении и искрилось. Однако в действиях чародеев ощущалась судорожная спешка. Время от времени все трое перекидывались короткими фразами на неизвестном языке. Затем один из них скорчился от боли. По всему его телу разверзлись круглые раны, от которых обычный человек мгновенно бы умер. Но маг продолжал жить, сжимая зубы и вращая глазами. Его двойник накрыл страдальца каким-то синим куполом. Наверное, чтобы больной случайно не нарушил работу механизмов вокруг. А третий маг тем временем не останавливался. Перед его взором возник полупрозрачный экран, показавший наши родные руины времен самого катаклизма.
Никакого леса вокруг не было и в помине. Черно-серый пейзаж разбавляли огненные всполохи. Ветер нес облака белого пепла. Редкие останки деревьев представляли собой обугленные стволы. В небесах разворачивалось сражение каких-то машин. Вспышки, взрывы, раскаленные лучи, которые терзали многострадальный мир внизу. На западе словно огненный закат полыхало сплошное зарево. Часть наших руин тоже горела, другая уже обуглилась до камней, у знакомого разлома в стене метался и орал обгорелый эвок.
Маг сосредоточил внимание на главной площади перед зданием с шипом. Над ней мерцало некое защитное поле, в котором испарялись практические все обломки, сыплющиеся с небес. Маг принялся заклинать прямо через экран. Сначала десятки, а потом уже сотни точек-огоньков обратились в сложную структуру. Вокруг неё затем забурлил камень. Через несколько минут он обрел уже привычные мне очертания голема.
Так ушедшие чародеи готовили Третий Цикл. Мой приход.
Но досмотреть видение до конца не получилось. Я проснулся. К сожалению, проснулся. Сказать, что мне было хреново — ничего не сказать. Все тело от кончиков ушей до мизинцев ног болело. Я тут же использовал целебную точку, но боль прошла очень ненадолго. Каждое случайное движение, каждый вдох и выдох ощущались жутким страданием. Это было похоже на мой первый отходос от сжигания заживо, только помноженный на десять. Теперь в фантомном огне горела не только кожа, а вся моя плоть почти до самых костей. Нельзя двигаться. Вообще нельзя.
Я лежал, укрытый до подбородка одеялом. Легкие касания ветра ощущались как сильные ожоги. Хотелось стонать и дергаться, но я удерживал себя недвижимым. Нельзя. Иначе станет только хуже. Иначе я просто захлебнусь в океане боли и без сомнения сойду с ума.
— Сейчас… Сейчас. — послышался шепот Геллы. — Прости, что так долго. Одну секундочку, любимый. Сейчас ты снова уснешь.
Я ощутил как одеяло слегка приподнялось, а затем укол в шею. Боль начала потихоньку отступать. Вскоре она покинула меня вместе с сознанием. Снова мрак беспробудного сна.
В этот раз видения сменились обрывками кошмаров. Гелла убивала на моих глазах Искру, а я никак не мог этому помешать. Раз за разом одна и та же сцена. Длинные когти-лезвия вспарывают плоский, подтянутый живот. Глаза Искры наливаются кровью в предсмертном бешенстве, но она не может разорвать черные путы. А Гелла смотрит на меня с улыбкой, повторяя: «Я ведь всё равно лучше». Затем снился жаркий, душный лес. Изматывающий марш, где меня преследовали какие-то черные тени. Сил идти практически не оставалось, жажда и усталость замедляли шаги, а враги уже маячили в кустах рядом, тянули оттуда ко мне длинные когти.